nikolapic в Бачатский угольный разрез. Путешествие на Алтай, начало.⇐ Предыдущая часть | Следующая часть ⇒
Наше путешествие на Алтай началось с перелета в Новосибирск. Там мы взяли автомобиль и, прежде чем уехать в горы, решили сначала заехать на Бачатский угольный разрез — один из крупнейших в России. Это было не совсем нам по пути, но на разрезе недавно ввели в эксплуатацию 320-тонные Белазы, которых я в своей жизни еще не видел, поэтому грех было не воспользоваться возможностью.
Когда находишься на карьере, все кажется не таким уж большим... на первый взгляд. На одном из верхних уступов Бачатского разреза открывался замечательный вид на весь котлован, и, приехав туда, я без всякого опасения ступил на самый его край. Казалось, передо мной овраг — большой, но овраг. Через минуту меня окликнул Андрей, сотрудник предприятия, сопровождающий нас, и попросил быть осторожнее. Он сказал, что из-за гигантского масштаба здесь не сразу заметен истинный размер всего окружающего. Тогда я внимательнее присмотрелся к противоположному склону. Там работала техника: ездили 240- и 320-тонные Белазы, грузили породу массивные карьерные экскаваторы, бурильные машины грызли землю для закладки зарядов и то тут, то там появлялся грейдер. Машины двигались довольно медленно и казались совсем крошечными. Но я-то точно знал их настоящий размер: это были колоссы, машины, созданные специально для работы в карьере, где обычная техника не справилась бы с объемом нужных работ. И тогда я другими глазами посмотрел на весь карьер. Теперь я, бросив взгляд вниз, под ноги, последовал просьбе Андрея и отступил на шаг назад.
Глубина котлована на сегодняшний день составляет 280 метров. Пока это предельная величина, ниже которой добыча угля не может производиться. Но это не означает, что дальше угля нет — он есть. Дело в том, что разработка Бачатского разреза началась в 1949 году — это, кстати, самый старый разрез Кузбасса. Так вот, техническая документация, разработанная в те же годы, предполагает добычные работы только до этой отметки, которая является нулевой по отношению к уровню мирового океана. И хотя инженеры знают, что глубже уголь есть — как минимум до глубины 300 метров — работать ниже заложенной в документах отметки не могут. Пока не могут. Чтобы продолжить добычу угля вглубь разреза, необходимо разработать соответствующие инженерные проекты, а это не один месяц, и, может статься, не один год работы специалистов.
Казалось бы, ситуация тупиковая: пока идет бумажная работа, настоящая-то стоит, а это смерть для любого предприятия. Но залежи Кузнецкого бассейна, и Бачатского разреза в частности, настолько велики, что вглубь копать не обязательно — можно копать вширь. Вот и работает бачатская техника, гремит и надрывается на всех уровнях карьера железо, вгрызаясь в новую породу. А рядом покоятся старые отработанные уступы, по которым, как на прогулке, проезжают пустые Белазы, спешащие за новой порцией руды. Длинна карьера на сегодняшний день составляет 10 киллометров, а ширина — 2.
Уголь здесь добывают взрывным способом. Чтобы отделить очередной пласт породы, на уступе бурят скважины, куда и закладывается взрывчатка. На одно взрывание выделяется от 60 тысяч тонн взрывчатого вещества. На поверхность земли из каждой скважины выводят провода, которые, объединив в одну сеть, протягивают на удаленное расстояние, к будущему взрывателю. Все заряды взрываются практически одномоментно, но с отставанием друг от друга в доли секунды, чтобы снизить до минимума мощность взрывной волны. После взрыва, выждав, пока уляжется пыль, люди и техника приступают к вывозу вновь образовавшейся рыхлой породы.
Отмеряют породу 56-кубовые карьерные электрические экскаваторы. Себестоимость одного черпка такой махины составляет около 10 тысяч рублей. Работа в карьере идет 24 часа в сутки. Честно говоря, эта информация меня просто потрясла. И дело не в том, что трудно представить себе сложность организации такого процесса: ведь нужно найти достаточное количество рабочих людей и распределить их по сменам так, чтобы в пересменок работа не останавливалась ни на минуту, нужно обеспечить работу требуемого количества техники, а также быстрый ее ремонт в случае поломки — и все это и днем, и ночью. Поразило меня другое: а именно то, что есть такое место на планете, где беспрерывно, каждую минуту в сутках, в течение вот уже 65 лет, идет работа по добыче угля. Я сплю дома — а работа идет, я ужинаю с друзьями — а работа идет, я уже третью неделю в отпуске — а работа там все еще идет и не собирается останавливаться. И таких мест в нашей стране и по всей планете много. Я уеду отсюда в Москву к своим делам, а здесь продолжит и будет еще долгие годы гудеть угольный разрез.
Встреча с Белазом впечатляет. Когда ко мне подъехал 320-тонник, я телом ощутил, почему по инструкции безопасности во время движения надо держать дистанцию от него не меньше 25 метров.
— Эй, ты, что на дороге встал,— еле разобрал я за спиной чей-то крик, почти не слышный за ревом мотора. Я повернулся и увидел прямо перед собой тот самый 320-тонный Белаз, у кабины которого стоял водитель. Быстро собрав штатив, я отошел. Водитель смягчился.
— Залезай в кабину, поедем загружаться
— Сергей,— улыбаясь, сказал водитель и протянул мне мозолистую руку.
Я представился, и мы не спеша подъехали к 56-ти кубовому экскаватору, который за три черпка загрузил наш Белаз тремя сотнями тонн породы.
— Да, ничего себе махина,— вслух удивился я, когда машину начало раскачивать во время загрузки.
— Эта машина везет по весу и объему три вагона породы — зверь машина! — с гордостью сказал Сергей.
— Сколько же она топлива ест? — не перставал удивляться я.
— Если груженая, то 200 литров в час,— увидев мои круглые от очередного удивления глаза, Сергей снова улыбнулся. Мы поехали на отвал.
Пустая земля отвозится наверх, за пределы разреза, сваливается там и разравнивается грейдером. Дорога наверх преодолевается очень медленно: груженый самосвал рычит, но всё же неуклонно едет вверх по широким уступам карьера. Время от времени мы разъезжаемся с пустыми Белазами, которые налегке, в более бодром темпе спускаются вниз. Сергей объяснил, что сейчас вывозится не руда, а вскрыша, под которой находится залежь угля.
По пути Сергей рассказал, что всего за одну смену он поднимается к отвалу и обратно к загрузке около 15 раз. Смены у рабочих распределены так, что каждый работает и в дневное время, и в ночное, чередуя их то коротким — в одну рабочую смену, то продолжительным отдыхом — это уже выходные. Зарабатывают здесь неплохо, многие из-за этого приходят на карьер из других профессий. Но большинство людей, работающих на Бачатском разрезе, родились здесь и продолжают дело своего отца и деда.
Уезжая с карьера, я задумался, что станет с этим местом, когда залежи угля будут исчерпаны. По всем правилам на карьере после его отработки должны быть проведены рекультивирующие работы, то есть его должны засыпать и вернуть к более или менее первоначальному виду. Андрей, наш провожатый, подтвердил это, но добавил, что скорее всего осуществить это здесь будет невозможно. Рекультивация Бачатского разреза означала бы многолетние работы с привлечением большого количества людей и дорогой техники, а на выходе — ничего. Он предположил, что скорее всего карьер, оставленный людьми, через некоторое время наполнится поступающей из недр водой и станет большим глубоким озером, а его берега, высокие горы отвалов, зарастут травой и лесом. Представив себе такую картину, я подумал, что это не самое плохое будущее для такого огромного предприятия, как Бачатский угольный разрез.
Ну, и на последок пара снимков со "спичечным коробком" для понимая масштабов.
На этом у меня всё. Спасибо за внимание!
Наше путешествие на Алтай началось с перелета в Новосибирск. Там мы взяли автомобиль и, прежде чем уехать в горы, решили сначала заехать на Бачатский угольный разрез — один из крупнейших в России. Это было не совсем нам по пути, но на разрезе недавно ввели в эксплуатацию 320-тонные Белазы, которых я в своей жизни еще не видел, поэтому грех было не воспользоваться возможностью.
Когда находишься на карьере, все кажется не таким уж большим... на первый взгляд. На одном из верхних уступов Бачатского разреза открывался замечательный вид на весь котлован, и, приехав туда, я без всякого опасения ступил на самый его край. Казалось, передо мной овраг — большой, но овраг. Через минуту меня окликнул Андрей, сотрудник предприятия, сопровождающий нас, и попросил быть осторожнее. Он сказал, что из-за гигантского масштаба здесь не сразу заметен истинный размер всего окружающего. Тогда я внимательнее присмотрелся к противоположному склону. Там работала техника: ездили 240- и 320-тонные Белазы, грузили породу массивные карьерные экскаваторы, бурильные машины грызли землю для закладки зарядов и то тут, то там появлялся грейдер. Машины двигались довольно медленно и казались совсем крошечными. Но я-то точно знал их настоящий размер: это были колоссы, машины, созданные специально для работы в карьере, где обычная техника не справилась бы с объемом нужных работ. И тогда я другими глазами посмотрел на весь карьер. Теперь я, бросив взгляд вниз, под ноги, последовал просьбе Андрея и отступил на шаг назад.
Глубина котлована на сегодняшний день составляет 280 метров. Пока это предельная величина, ниже которой добыча угля не может производиться. Но это не означает, что дальше угля нет — он есть. Дело в том, что разработка Бачатского разреза началась в 1949 году — это, кстати, самый старый разрез Кузбасса. Так вот, техническая документация, разработанная в те же годы, предполагает добычные работы только до этой отметки, которая является нулевой по отношению к уровню мирового океана. И хотя инженеры знают, что глубже уголь есть — как минимум до глубины 300 метров — работать ниже заложенной в документах отметки не могут. Пока не могут. Чтобы продолжить добычу угля вглубь разреза, необходимо разработать соответствующие инженерные проекты, а это не один месяц, и, может статься, не один год работы специалистов.
Казалось бы, ситуация тупиковая: пока идет бумажная работа, настоящая-то стоит, а это смерть для любого предприятия. Но залежи Кузнецкого бассейна, и Бачатского разреза в частности, настолько велики, что вглубь копать не обязательно — можно копать вширь. Вот и работает бачатская техника, гремит и надрывается на всех уровнях карьера железо, вгрызаясь в новую породу. А рядом покоятся старые отработанные уступы, по которым, как на прогулке, проезжают пустые Белазы, спешащие за новой порцией руды. Длинна карьера на сегодняшний день составляет 10 киллометров, а ширина — 2.
Уголь здесь добывают взрывным способом. Чтобы отделить очередной пласт породы, на уступе бурят скважины, куда и закладывается взрывчатка. На одно взрывание выделяется от 60 тысяч тонн взрывчатого вещества. На поверхность земли из каждой скважины выводят провода, которые, объединив в одну сеть, протягивают на удаленное расстояние, к будущему взрывателю. Все заряды взрываются практически одномоментно, но с отставанием друг от друга в доли секунды, чтобы снизить до минимума мощность взрывной волны. После взрыва, выждав, пока уляжется пыль, люди и техника приступают к вывозу вновь образовавшейся рыхлой породы.
Отмеряют породу 56-кубовые карьерные электрические экскаваторы. Себестоимость одного черпка такой махины составляет около 10 тысяч рублей. Работа в карьере идет 24 часа в сутки. Честно говоря, эта информация меня просто потрясла. И дело не в том, что трудно представить себе сложность организации такого процесса: ведь нужно найти достаточное количество рабочих людей и распределить их по сменам так, чтобы в пересменок работа не останавливалась ни на минуту, нужно обеспечить работу требуемого количества техники, а также быстрый ее ремонт в случае поломки — и все это и днем, и ночью. Поразило меня другое: а именно то, что есть такое место на планете, где беспрерывно, каждую минуту в сутках, в течение вот уже 65 лет, идет работа по добыче угля. Я сплю дома — а работа идет, я ужинаю с друзьями — а работа идет, я уже третью неделю в отпуске — а работа там все еще идет и не собирается останавливаться. И таких мест в нашей стране и по всей планете много. Я уеду отсюда в Москву к своим делам, а здесь продолжит и будет еще долгие годы гудеть угольный разрез.
Встреча с Белазом впечатляет. Когда ко мне подъехал 320-тонник, я телом ощутил, почему по инструкции безопасности во время движения надо держать дистанцию от него не меньше 25 метров.
— Эй, ты, что на дороге встал,— еле разобрал я за спиной чей-то крик, почти не слышный за ревом мотора. Я повернулся и увидел прямо перед собой тот самый 320-тонный Белаз, у кабины которого стоял водитель. Быстро собрав штатив, я отошел. Водитель смягчился.
— Залезай в кабину, поедем загружаться
— Сергей,— улыбаясь, сказал водитель и протянул мне мозолистую руку.
Я представился, и мы не спеша подъехали к 56-ти кубовому экскаватору, который за три черпка загрузил наш Белаз тремя сотнями тонн породы.
— Да, ничего себе махина,— вслух удивился я, когда машину начало раскачивать во время загрузки.
— Эта машина везет по весу и объему три вагона породы — зверь машина! — с гордостью сказал Сергей.
— Сколько же она топлива ест? — не перставал удивляться я.
— Если груженая, то 200 литров в час,— увидев мои круглые от очередного удивления глаза, Сергей снова улыбнулся. Мы поехали на отвал.
Пустая земля отвозится наверх, за пределы разреза, сваливается там и разравнивается грейдером. Дорога наверх преодолевается очень медленно: груженый самосвал рычит, но всё же неуклонно едет вверх по широким уступам карьера. Время от времени мы разъезжаемся с пустыми Белазами, которые налегке, в более бодром темпе спускаются вниз. Сергей объяснил, что сейчас вывозится не руда, а вскрыша, под которой находится залежь угля.
По пути Сергей рассказал, что всего за одну смену он поднимается к отвалу и обратно к загрузке около 15 раз. Смены у рабочих распределены так, что каждый работает и в дневное время, и в ночное, чередуя их то коротким — в одну рабочую смену, то продолжительным отдыхом — это уже выходные. Зарабатывают здесь неплохо, многие из-за этого приходят на карьер из других профессий. Но большинство людей, работающих на Бачатском разрезе, родились здесь и продолжают дело своего отца и деда.
Уезжая с карьера, я задумался, что станет с этим местом, когда залежи угля будут исчерпаны. По всем правилам на карьере после его отработки должны быть проведены рекультивирующие работы, то есть его должны засыпать и вернуть к более или менее первоначальному виду. Андрей, наш провожатый, подтвердил это, но добавил, что скорее всего осуществить это здесь будет невозможно. Рекультивация Бачатского разреза означала бы многолетние работы с привлечением большого количества людей и дорогой техники, а на выходе — ничего. Он предположил, что скорее всего карьер, оставленный людьми, через некоторое время наполнится поступающей из недр водой и станет большим глубоким озером, а его берега, высокие горы отвалов, зарастут травой и лесом. Представив себе такую картину, я подумал, что это не самое плохое будущее для такого огромного предприятия, как Бачатский угольный разрез.
Ну, и на последок пара снимков со "спичечным коробком" для понимая масштабов.
На этом у меня всё. Спасибо за внимание!