От былых 58 довоенных дворов в Солодковичах осталось очень мало, хотя деревня всё же ещё не умерла. Здесь живёт одна семья и дачники.

Сворачиваешь в Меже с асфальта…

и оказываешься в охотничьих угодьях.

На Боброво идёт вполне терпимая гравейка.

Но к Солодковичам придётся добираться грунтовкой.

Это не дорога в лесу – это улица.

С поиском искомого дома возникла проблема. Дома-то стоят. Но в каком из них жили Матюховы – спросить некого.

Дачники разбрелись где-то в поисках грибов.

Пчёлы пасутся сами по себе.










Обилие брошенных домов позволяет использовать их как сараи.




Склад для дров (возможно, напиленных из таких же домов).



Тут же и сад к услугам.

Вероятно, была чья-то баня.

Рядом зарастает копанка.

Этакая пастораль и рай для отшельника-дауншифтера.



Единственная постоянно живущая семья существует за счёт заработка тракториста (с собственным трактором).

Обратил внимание на чистый русский язык у 7-летней дочки. Не в том смысле, что изысканно-литературный, а начисто лишённый белорусизмов. И это в глухой деревне, где девочка до школы имела весьма ограниченный круг общения помимо семьи. В Минской области в деревне, а то и в городе, нет-нет да проскочит: "вадУ", "нагУ", былО. Здесь же этого нет. Не удивительно, что тёща, переехав в восемь лет в Королевские, до слёз жаловалась на то, что не понимает окружающих. Впрочем, там тоже не совсем о белорусском языке речь - судя по сохранившимся отголоскам, в говоре было немало полонизмов, как никак, это уже был восток Западной Белоруссии.

Приняли нас радушно, сводили на кладбище, Матюховых и Ходяевых вспомнили, но дом указать, за давностью лет, так не смогли.
и оказываешься в охотничьих угодьях.
На Боброво идёт вполне терпимая гравейка.
Но к Солодковичам придётся добираться грунтовкой.
Это не дорога в лесу – это улица.
С поиском искомого дома возникла проблема. Дома-то стоят. Но в каком из них жили Матюховы – спросить некого.
Дачники разбрелись где-то в поисках грибов.
Пчёлы пасутся сами по себе.
Обилие брошенных домов позволяет использовать их как сараи.
Склад для дров (возможно, напиленных из таких же домов).
Тут же и сад к услугам.
Вероятно, была чья-то баня.
Рядом зарастает копанка.
Этакая пастораль и рай для отшельника-дауншифтера.
Единственная постоянно живущая семья существует за счёт заработка тракториста (с собственным трактором).
Обратил внимание на чистый русский язык у 7-летней дочки. Не в том смысле, что изысканно-литературный, а начисто лишённый белорусизмов. И это в глухой деревне, где девочка до школы имела весьма ограниченный круг общения помимо семьи. В Минской области в деревне, а то и в городе, нет-нет да проскочит: "вадУ", "нагУ", былО. Здесь же этого нет. Не удивительно, что тёща, переехав в восемь лет в Королевские, до слёз жаловалась на то, что не понимает окружающих. Впрочем, там тоже не совсем о белорусском языке речь - судя по сохранившимся отголоскам, в говоре было немало полонизмов, как никак, это уже был восток Западной Белоруссии.
Приняли нас радушно, сводили на кладбище, Матюховых и Ходяевых вспомнили, но дом указать, за давностью лет, так не смогли.