«Избрав Вас Главнокомандующим Дунайской Армею, вверяем Вам равномерно и Главное Начальство над Черноморским Флотом. К полной власти Главнокомандующего присовокупляем и Главное Управление княжествами Молдавским и Валахским, равно и всеми странами, кои могу быть заняты сухопутными и морскими силами, Вам вверенными».
(рескрипт императора Александра I от 9 апреля 1812 года)
Россия неумолимо катилась к очередной войне с Наполеоном. Учитывая поражение во всех предыдущих столкновениях и потерю большинства союзников, продолжение войны с Турцией (тянущейся аж с 1806 года) выглядело непозволительной роскошью. Войну следовало заканчивать и делать это максимально быстро. И концентрация всей военной и административной власти на театре военных действий в одних руках являлось логичным шагом. Но есть сведения, что планы Александра простирались далее, вплоть до заключения оборонительного и наступательного союза с Турцией против Франции. Заодно с поста командующего армией снимался неприятный лично императору Кутузов. Последний, однако, успел предпринять упреждающие шаги и подписать с турками Бухарестский мирный договор. И получить заслуженные лавры за победу при Рущуке. Россия же обрела часть Молдавского княжества (Бессарабию), возвращала туркам захваченные в ходе войны Анапу и Поти, но оставляла за собой Сухум. Но ни о каком союзе речи не шло. А идея уже овладела Чичаговым. Под этим соусом им разрабатывается проект «отвлекающего удара» через контролируемые турками территории с привлечением ополчения сербов, боснийцев «и других христианских народов». В случае несогласия Порты предусматривался бросок армии и морской десант к Константинополю. Всё это громадье планов уступает в своём оптимизме разве что мечтам Наполеона о походе в Индию. Не удивительно, что Александр план зарубил.
В итоге, к началу войны с Францией, Чичагов оказался во главе флота и армии, весьма далеко расположенных от основных событий. Но, если флот ничем нашествию Великой армии помешать не мог, армию перебросить севернее было вполне возможно. Вот и пришлось Чичагову стать сухопутным адмиралом и отправиться со своими войсками на соединение с Третьей Обсервационной армией генерала Александра Петровича Тормасова. В принципе, генерал от кавалерии Тормасов, при равном чине, имел старшинство над адмиралом в силу более раннего производства (1801 против 1805). Но, в силу недовольства достигнутыми им результатами, при создании объединённой Третьей Западной армии руководство досталось Чичагову. А Тормасова отозвали в распоряжение Верховного командующего и в дальнейшем самостоятельного командования не давали. И ещё дважды обошли его, заменяя младшим по званию.
Действия командующего Третьей Западной армии в ходе реализации «Петербургского плана» и дальнейшего преследования Великой армии подробно расписаны. Замечу лишь, что, в отличие от Тормасова, Чичагова не только не отстранили от командования армией после неудачи с поимкой Наполеона, но и подчинили ему Витгенштейна. Да, генерал от кавалерии Витгшенштейн был равен по чину адмиралу, но уступал по старшинству в силу более позднего производства в чин (22.10.1812), а армия его продолжала формально числиться всего лишь корпусом. Но всё это не мешало сохранять самостоятельное командование во время сражения на Березине (что отрицательно сказалось в критический момент). Так что адмирал явно не утратил доверия монарха. А вот общественное мнение однозначно определило Чичагова главным неудачником войны 1812 года. Застрельщиком выступал Верховный главнокомандующий Кутузов:
«Сия [французская] армия, можно сказать 12, 13 и 14 числа ноября находилась в окружении со всех сторон. Река Березина, представляющая натуральную преграду, господствуема была армией адмирала Чичагова, ибо достаточно было занять пост при Зембине и Борисове (пространство в 18 верст), чтобы воспрепятствовать всякому переходу неприятеля. Армия Витгенштейна от Лепеля склонилась к Борисову и препятствовала неприятелю выйти с той стороны. Главный авангард армии Палтова и партизаны мои теснили неприятеля с тыла, тогда как главная армия шла в направлении между Борисовом и местечком Березино с тем, чтобы воспрепятствовать неприятелю, если бы он восхотел идти на Игумен. Из сего положения нашей армии в отношении неприятельской должно бы полагать неминуемую гибель неприятельскую; незанятый пост при Зембине и пустой марш к Забашевичам подали неприятелю удобность перейти при Студянке.»
В итоге, в феврале 1813 года, Чичагов, под предлогом расстроенного здоровья, передал управление армией Барклаю де Толли и покинул службу. В 1814, испросив у императора бессрочный отпуск для лечения, он уехал в Англию, где у родственников жены воспитывались три его дочери. Больше Павел Васильевич в Россию не возвращался. Жил во Франции, Бельгии, Италии, Швейцарии. В 1822 году окончательно обосновался во Франции. В 1834 году отказался императора Николая I о пятилетнем сроке пребывании за границей и требованию вернуться на родину, был лишен звания члена Государственного совета и всего его имущество в России. Объявил недействительной свою присягу Николаю I и выслал в Россию свои ордена и переписку с Александром I. Принял английское подданство. Умер в Париже, где и похоронен на кладбище в пригороде Со, рядом с братом Василием.
После себя оставил «Записки», которые так до сих пор не опубликованы в полном объёме.
«Теперь, Государь, я должен думать, что меня будут упрекать в том, что я не взял Бонапарта и его армии, что я мог это сделать, если бы угадал наверное где он пройдёт и если б поставил корпус для преграды его пути. Я же со своей стороны убеждён, что корпус, который я мог бы отрядить, например в Зембине не произвёл бы более действия, чем то, что защищал место, где он хотел найти пристанище. Реку во многих местах можно перейти в брод и в весьма короткое время переправить достаточное число людей, чтобы завладеть противоположным берегом под прикрытием сильной батареи. У меня было от 16 до 17 тысяч пехоты, которая одна может считаться в подобном случае, ибо кавалерия совершенно бесполезна. Корпус в Зембине, в 30 верстах от Борисова, который я должен был также удерживать, как и всю дистанцию до Березины [Березино], не мог быть достаточно силён, чтобы устоять против 60-70 тысячной армии Наполеона, которая хочет проникнуть; он сделался бы жертвою прежде чем я мог бы подумать прийти ему на помощь, тем более, что неприятель пересекал мне дорогу и даже всей моей армии было бы недостаточно, чтобы удержать его хотя бы на сутки. Это могла бы совершить только природная преграда; во всяком другом случае он бы всё-таки прошёл, а у меня было бы одним корпусом меньше. Если теперь употребить деятельность и совокупность в преследовании, так же как в будущих действиях, то ему можно нанести много вреда, но схватить человека, окружённого только своею гвардиею или разом уничтожить его армию, - это мне кажется химеры. Впрочем, Государь, я сделал всё возможное, чтобы осуществить собственную мою мечту, но весьма хорошо сознал непреодолимые препятствия, порождаемые практикой, когда она чужда мнимых теорий.»
Действия командующего Третьей Западной армии в ходе реализации «Петербургского плана» и дальнейшего преследования Великой армии подробно расписаны. Замечу лишь, что, в отличие от Тормасова, Чичагова не только не отстранили от командования армией после неудачи с поимкой Наполеона, но и подчинили ему Витгенштейна. Да, генерал от кавалерии Витгшенштейн был равен по чину адмиралу, но уступал по старшинству в силу более позднего производства в чин (22.10.1812), а армия его продолжала формально числиться всего лишь корпусом. Но всё это не мешало сохранять самостоятельное командование во время сражения на Березине (что отрицательно сказалось в критический момент). Так что адмирал явно не утратил доверия монарха. А вот общественное мнение однозначно определило Чичагова главным неудачником войны 1812 года. Застрельщиком выступал Верховный главнокомандующий Кутузов:
«Сия [французская] армия, можно сказать 12, 13 и 14 числа ноября находилась в окружении со всех сторон. Река Березина, представляющая натуральную преграду, господствуема была армией адмирала Чичагова, ибо достаточно было занять пост при Зембине и Борисове (пространство в 18 верст), чтобы воспрепятствовать всякому переходу неприятеля. Армия Витгенштейна от Лепеля склонилась к Борисову и препятствовала неприятелю выйти с той стороны. Главный авангард армии Палтова и партизаны мои теснили неприятеля с тыла, тогда как главная армия шла в направлении между Борисовом и местечком Березино с тем, чтобы воспрепятствовать неприятелю, если бы он восхотел идти на Игумен. Из сего положения нашей армии в отношении неприятельской должно бы полагать неминуемую гибель неприятельскую; незанятый пост при Зембине и пустой марш к Забашевичам подали неприятелю удобность перейти при Студянке.»
В итоге, в феврале 1813 года, Чичагов, под предлогом расстроенного здоровья, передал управление армией Барклаю де Толли и покинул службу. В 1814, испросив у императора бессрочный отпуск для лечения, он уехал в Англию, где у родственников жены воспитывались три его дочери. Больше Павел Васильевич в Россию не возвращался. Жил во Франции, Бельгии, Италии, Швейцарии. В 1822 году окончательно обосновался во Франции. В 1834 году отказался императора Николая I о пятилетнем сроке пребывании за границей и требованию вернуться на родину, был лишен звания члена Государственного совета и всего его имущество в России. Объявил недействительной свою присягу Николаю I и выслал в Россию свои ордена и переписку с Александром I. Принял английское подданство. Умер в Париже, где и похоронен на кладбище в пригороде Со, рядом с братом Василием.
После себя оставил «Записки», которые так до сих пор не опубликованы в полном объёме.
«Теперь, Государь, я должен думать, что меня будут упрекать в том, что я не взял Бонапарта и его армии, что я мог это сделать, если бы угадал наверное где он пройдёт и если б поставил корпус для преграды его пути. Я же со своей стороны убеждён, что корпус, который я мог бы отрядить, например в Зембине не произвёл бы более действия, чем то, что защищал место, где он хотел найти пристанище. Реку во многих местах можно перейти в брод и в весьма короткое время переправить достаточное число людей, чтобы завладеть противоположным берегом под прикрытием сильной батареи. У меня было от 16 до 17 тысяч пехоты, которая одна может считаться в подобном случае, ибо кавалерия совершенно бесполезна. Корпус в Зембине, в 30 верстах от Борисова, который я должен был также удерживать, как и всю дистанцию до Березины [Березино], не мог быть достаточно силён, чтобы устоять против 60-70 тысячной армии Наполеона, которая хочет проникнуть; он сделался бы жертвою прежде чем я мог бы подумать прийти ему на помощь, тем более, что неприятель пересекал мне дорогу и даже всей моей армии было бы недостаточно, чтобы удержать его хотя бы на сутки. Это могла бы совершить только природная преграда; во всяком другом случае он бы всё-таки прошёл, а у меня было бы одним корпусом меньше. Если теперь употребить деятельность и совокупность в преследовании, так же как в будущих действиях, то ему можно нанести много вреда, но схватить человека, окружённого только своею гвардиею или разом уничтожить его армию, - это мне кажется химеры. Впрочем, Государь, я сделал всё возможное, чтобы осуществить собственную мою мечту, но весьма хорошо сознал непреодолимые препятствия, порождаемые практикой, когда она чужда мнимых теорий.»
Сводная запись темы Наполеоника (оглавление)
